Pandora-and-Sebastian

by moremindmel0dy

@музыка: Within Temptation - Angels

@настроение: ...ностальгическое...

@темы: Sebastian Michaelis, Kuroshitsuji, Black Butler

---

Аватарки

аватарки

1	2	3
4	5	6
7	8	9
10	11	12
13	14	15
16	17	18
19	20	21
22	23	24
25	26	27
28	29	30
31	32	33
34	35	36
37	38	39
40	41	42
43	44	45
46	47	48
49	50	51
52	53	54
56	57	58
59	60	61
62	63	64
65	66	67
68	69	70
71	72	73
74	75	76
77	78	79
80	81	82

@музыка: Three Days Grace – Bitter Taste

@настроение: ...потрясающее...

@темы: avatars

---

Любая точка времени и пространства!(с)

Верно сказанно!

@музыка: Three Days Grace – Bitter Taste

@настроение: ...так себе...

@темы: Doctor who, Rose Tyler

---

"Я не должен писать после заката. Ночные слова лживы и тревожны, однако именно ночью власть слов сильнее всего". (с)

@музыка: Bill Whelan – Riverdance Reprise

@настроение: ...уставшее...

@темы: Day by day

---

I hate endings!

«Я не была готова к такому. Для меня Одиннадцатый в компании Пондов - константа. А сейчас все изменилось... Надо бы пересмотреть серию более спокойно, чтобы вникнуть во все, но я вряд ли найду в себе силы.»

@музыка: Bill Whelan – Riverdance Reprise

@настроение: ...грустное...

@темы: Doctor who

---

[J]Natsume Takashi[/J]
Добро пожаловать!
Устраивайтесь поудобнее! Надеюсь, найдете здесь что-нибудь интересное и для себя)

@музыка: The Calling-For you

@настроение: ...напряжённое...

@темы: Пч

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Blackbutler

a-demon-butler(с).

Ах,какой спойлер к новой главе манги "Тёмный дворецкий".

Вот так монстр! Пострашней Себастьяна небось будет!

@музыка: Adelitas Way - Closer to You

@настроение: ...потрясающее...

@темы: Ciel Phantomhive, Sebastian Michaelis, Kuroshitsuji, Sebastian & Ciel, Black Butler, Anime

---

Tiger & Bunny - I Got You

@темы: Video

---

Как придумывались языки. Шутки ради.

Как придумали французский язык:
- А давайте половина букв будет читаться бог знает как, а половина вообще не будет!
- Палки сверху не забудь!

Как придумали английский язык:
- А давай, букв будет немного, все они простые, но гласные пусть читаются как попало.
- И чтобы значение слова менялось непредсказуемо в зависимости от предлогов и социального статуса говорящего/пишущего!

Как придумали итальянский язык:
- А давай все слова будут заканчиваться на гласные!
- И руками махать. А то жарко.

Как придумали испанский язык:
- А давай поприкалываемся над итальянским языком!

Как придумали русский язык:
- А давай писать слова в случайном порядке, а смысл передавать интонациями!
- Приставки и суффиксы не забудь!

Как придумали немецкий язык:
- Мы люди экономные, зачем нам лишние пробелы?
- Лучше букв добавь!

Как придумали китайский язык:
- А давай вместо слов использовать звуки природы!
- Смотри какую я каляку-маляку нарисовал. Вот тут как бы Солнце, вот тут быки пашут Землю. Пусть это означает стол!

Как придумали японский язык:
- А давай говорить все звуки с одной интонацией?
- Как собака лает. Чтобы все боялись.

@музыка: Flёur - Амулет

@настроение: ...потрясающее...

@темы: Day by day

---

«Когда осень плачет…»ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Автор: rosa_09tyler
Беты (редакторы): Russ le Roq, Eito
Фэндом: Kuroshitsuji
Основные персонажи: Клод Фаустус, Джим МакКен (Алоис Транси), Анна Анафелоуз.
Пэйринг или персонажи: Клод/Алоис Алоис/Сиель
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш (яой), Ангст, Драма, Мистика, Психология, Повседневность, Даркфик, Ужасы, AU, Учебные заведения
Предупреждения: OOC, Насилие, Ченслэш, Секс с несовершеннолетними
Размер: Макси, написано 223 страницы
Кол-во частей: 20
Статус: в процессе написания

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
ГЛАВА ШЕСТАЯ
ГЛАВА ПЯТАЯ
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
ГЛАВА ВТОРАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ

«Иллюзия»
Часть вторая.

В английской осени не бывает золотых листьев и прозрачного голубого неба.
Фальшивое золото липовых крон быстро тускнело, пахло сырой землёй и дымом догорающих костров, что стелился по низинам зелёных холмов.

Удобно спрятавшись на затенённой раскидистым кедром половине корта, Алоис набивал мяч. Сиэль повесил на спинку плетёного кресла свой белый джемпер и, подхватив ракетку, выбежал на свою половину корта.

– Играем два сета, ты первый, – собираясь отбивать, крикнул граф.
– Готовься проиграть, Фантомхайв! – алчно улыбаясь, ответил Транси и, звонко стукнув мячиком о газон, подкинул его повыше, ударяя изо всех сил. Внимательно проследив полёт мяча, Сиэль отвёл далеко в сторону руку с ракеткой, нанося резкий ответный удар.
Корт наполнился звуками жаркой азартной схватки. Лишь изредка мечущийся быстрой белой молнией мяч стремительно пролетал над сеткой по какой-то загадочной ломаной траектории, исчезая в пышных розовых кустах рододендрона где-то в стороне террасы.

***

Девушка не торопясь спустилась по белой винтовой лестнице и, отстранив склонившиеся сверху широкие остролистные ветви высокого папоротника, вышла на залитую октябрьским солнцем площадку. Свет проникал под огромный стеклянный купол оранжереи, переливаясь на мраморной плитке. Шумела вода в фонтане, пели две жёлтые канарейки в ажурной клетке, медленно и величественно плавали у самой кромки пруда огненные арованы*, а через приоткрытое окно из сада доносились отдалённые голоса детей.

– А бабочкам дают имена? – с любопытством спросила она, держа на пальце оцепеневшую голубовато-зелёную бабочку, что недавно беззаботно порхала у розового куста.
– Нет, бабочкам имен не дают, – коротко ответил дворецкий, мелькнув за её спиной с чайником и парой чашек из голубого фарфора на серебряном подносе.
– Но они же так отличаются друг от друга. По виду, цвету, орнаменту, – продолжала гостья.
– Зачем имя тому, кто уходит из жизни так скоро? – окончив с сервировкой, демон шагнул ближе к ней. – Я прихожу сюда ежедневно и вижу их, однако, когда настаёт время, они просто пропадают куда-то бесследно. Столь эфемерные очаровательные создания проживают свои крохотные жизни, и... – он легонько переманил насекомое к себе на руку. Бабочка, дрогнув бирюзовыми крыльями, тут же вспорхнула, плавно устремляясь выше, к самому куполу. – ... исчезают. Самое занимательное, что я никогда не находил мёртвых бабочек, – галантная полуулыбка спала с его лица.
– Итак, какова ваша истинная причина появления здесь, мисс Анафелоуз?

Мужчина вернулся к столику, отодвинул для леди стул, приглашая Ханну сесть и принялся разливать по чашкам горячий травяной чай.

– Полагаю, вы осведомлены о ней не хуже меня, мистер Михаэлис, – принимая блюдце из рук слуги, вежливо ответила девушка, – здесь я по поручению господина Клода Фаустуса.
– У него ко мне какое–то дело? – наигранно изображая совершенное недоумение, Себастьян сел напротив гостьи, и, откинувшись на спинку стула, закинул ногу на ногу, отхлебнул чаю, с интересом заглядывая девушке в глаза.
– Он предупреждает, что если вы тронете мальчика, то он, невзирая ни на какие приличия, последует...
– Это угроза? – вскинув брови, бестактно перебил её собеседник и отхлебнул ещё чаю.
– Совет, – пропустив выпад, сдержанно ответила Ханна.
– Что ж, я учту его пожелания, но, как бы там ни было, это невозможно. – Себастьян равнодушно отставил чашку и, поставив локти на стол, сложил руки в замок.
– Позвольте узнать, почему? – после некоторой паузы сухо спросила Анафелоуз.

Тогда Себастьян молча стянул с левой ладони белую перчатку и, подняв ладонь, обратил к гостье тыльную строну со светящейся пентаграммой.

– О, – едва слышно выдохнула девушка и, улыбнувшись, перевела взгляд на лицо дворецкого.

Несколько секунд оба собеседника молчали.

– Его присутствие здесь - уже проблема, – без тени улыбки вдруг мрачно заговорил дворецкий. Глаза его вспыхнули алым пламенем, звериный ужас залёг тенью на хмуром лице, а улыбка превратилась в оскал, мгновенно выявляя в этом строгом, безукоризненно аккуратном образе его истинную сущность.
– Мальчишку разыскивает весь Департамент, – грянул Михаэлис. – Его, а тем более ваше появление здесь подвергает моего господина огромной угрозе. – сказал демон, надевая перчатку и не глядя на гостью.
– Но граф Фантомхайв благоволит ему и в случае чего встанет на защиту. – настойчиво ответила Ханна.
– Даже если таков будет приказ моего господина, нет уверенности в том, что я смогу его выполнить. – злобно ухмыльнулся Себастьян.
– Думаю, вы этого не допустите, – отрезала девушка, наклоняясь к собеседнику через стол. – Скоро господин Транси покинет поместье, – ухмыльнулась она, возвращая полупустую чашку и собираясь уходить, – А ваши проблемы исчезнут. Пока просто не предпринимайте каких-либо действий, господин Михаэлис.
Себастьян тоже поднялся и протянул гостье её пальто.

– Очередной совет мистера Фаустуса? – самодовольно полюбопытствовал демон.
– Нет, моя личная просьба, – не сводя с него блестящих глаз, она стала натягивать замшевые перчатки на бежевой подкладке.
– Благодарю за чай, ваша оранжерея прекрасна. И... пусть этот разговор останется между нами, – торопливо забрав с узкой высокой тумбочки свою шляпку, Ханна попрощалась.
Оказавшись уже почти у самых дверей оранжереи, она, неожиданно остановившись, обернулась. Различив в паре десятков метров вдалеке тёмную фигуру дворецкого, приложившую палец к губам и едва заметно кивнувшую, девушка скрылась.

***

– Сет! – улыбаясь, воскликнула Элизабет, выходя из дома. Молоденькая служанка в очках вышла следом и суетливо принялась сервировать столик.
– Какой счёт? – поинтересовалась Лиззи у игравших мальчишек, сев в кресло на террасе и развернув какой-то журнал.
– 5:5. Ещё немного и я его сделаю! – азартно добавил Сиэль, надеясь завершить счёт выигрышем на своей подаче.
Транси отбил мяч, и тот пролетел над сеткой, но слишком высоко. Партнер нанес удар с лёта. Граф подпрыгнул, пытаясь перехватить мяч, но, промахнувшись, застыл на месте, тяжело дыша. Опустив ракетку, он направился искать мячик.
– Тайм-аут, – театрально оттянув ворот рубашки, жалобно протянул Алоис и бросил ракетку на траву. – С такой прытью, Фантомхайв, тебе пора на Уимблдонском турнире ракеткой махать! – вдогонку другу крикнул блондин.
– Только в паре с тобой, Транси, – с усмешкой съязвил Сиэль.
Решив отложить поиски на потом, Фантомхайв подошел к Элизабет и, упёршись спиной в холодный мраморный бортик балюстрады, бросил ей через плечо:
– Я выдохся, сыграй ты с ним, Лиззи.
– Нет! Нет, нет! – внезапно запротестовала девушка, переворачивая страницу.

Не найдя отклика у Элизабет, юный граф нехотя поплелся искать пропавший мяч.

Неожиданно отрицательный ответ девушки удивил Алоиса, ведь изначально это была полностью её идея. Элизабет просто горела желанием поскорей начать игру, а теперь была совершенно не заинтересована ею. Пожав плечами, мальчик потянулся, полной грудью вдыхая прохладный бодрящий воздух. «Всё–таки осень в Англии прекрасна...» — подумал он, но мысли его не имели ни малейшего отношения к цветущему вокруг времени года.

Солнце было в зените, но его лучи уже не грели, а легкие порывы ветра изредка качали верхушки громоздких лесных сосен у горизонта за равниной сада. Настигший этот укромный уголок террасы за домом порыв холодного ветра заставил блондина поёжиться и задуматься о чём-нибудь теплее лёгкого спортивного джемпера. Он обернулся к Лиззи, но девочка вовсе не заметила капризов погоды, всё так же увлечённо читая свой журнал.

– Нашёл! – раздался радостный голос Фантомхайва откуда-то из пышных пурпурно–красных кустов рододендрона.
– Кидай сюда! – крикнул ему в ответ Транси, уже собираясь идти поднимать ракетку, как вдруг прямо между ними пролетел светлый теннисный мячик. Резкий звук разбивающегося вдребезги фарфора ударил по ушам. Элизабет вскрикнула и ошеломлённо вскочила с места, поднимая испуганный взгляд на недоумевающего графа.
– Знаете, я тут подумал... – брезгливо отряхиваясь, из-за кустов вышел Сиэль. — Давайте устроим пикник позже?
Повисла тишина, прерываемая лишь стуком капель разлитого по белой скатерти чая о мраморную гладь балюстрады.
Подойдя ближе, Фантомхайв сглотнул, увидев последствия учиненной им трагедии. Транси, присвистнув, тяжело выдохнул, а Элизабет поджала губы. Каждый сейчас думал о своём.
– Это был любимый сервиз Себастьяна, – растерянно произнесла Лиззи, приподнимая за изящную позолоченную ручку то, что осталось от чашки. Отколовшийся кусочек упал на скатерть.
– Господин Сиэль... – послышался из дома голос дворецкого. Все трое вздрогнули и спешно переглянулись.

В сумрачной гостиной за стеклянными дверями мелькнул знакомый силуэт.

- Господин! — раздался вновь зовущий голос Михаэлиса.
– Самое время для пикника! – выпалил Транси и, схватив со спинки одного из стульев белый джемпер и подушку, перекинул их Сиэлю.
– Бежим! – сорвав с плетёного кресла небольшой клетчатый плед, крикнула Элизабет, стрелой метнувшись вниз по ступеням в сад.

Когда дворецкий вышел на террасу, все трое уже стремительно бежали в сторону леса. Проводив их удивлённым взглядом, Себастьян пробежался глазами по теннисному полю и, обернувшись к столику, застыл на месте.

***

Незапланированный пикник решено было устроить под большим одиноким вязом на длинном пологом скате низкого холма, откуда хорошо просматривалась вся северо-восточная сторона дома, в том числе и терраса, и теннисный корт, где они отдыхали утром.
Лиззи расстелила на земле плед, а Сиэль вернулся в дом за провизией по своим «тайным тропам». Однако подозревалось, что дворецкий его таки обнаружил и провёл нравоучительную беседу, так как обратно Фантомхайв вернулся темнее тучи и очень молчаливым, а отвечать вовсе отказывался.
Принесено им было всякого, на целую корзинку. В основном бутерброды, но были и рулетки из ветчины, фрукты, яблочный пирог, печенье и шоколадные пирожные. А также несколько простеньких белых тарелок с синей каемкой, чашки, нож, вилки, бутылка морса и небольшой деревянный поднос на ножках.

Пикник вышел удивительно веселым, крикливым и беспорядочно суматошливым. Полулежать получалось ужасно жёстко и неудобно.
Спустя какое-то время, когда напитки и еда забылись, а игры наскучили, общее внимание привлекли шум плещущейся воды и колыхание шлюпки, причалившей близ небольшого деревянного пирса. При более внимательном рассмотрении стало заметно как что-то большое и белое, поднимая в воздух брызги, качало лодку.

Достигнув причала первым, Транси угадал в растрёпанном мокром комке жирного неуклюжего лебедя, который почти отчаянно пытался забраться в пустую шлюпку. И когда мальчишка запрыгнул в лодку, не то пытаясь прогнать птицу, не то опередить ее по странной глупости, лебедь, с поразительной шустростью оставив своё занятие, улетел. А лодка, опасно качнувшись, резко накренилась.
Раздались испуганный вскрик Элизабет и встревоженный оклик Фантомхайва.

На одно стремительное мгновение графу показалось, что даже птицы вокруг смолкли и всё погрузилось в кромешную, обволакивающую тишину. Но матовую пелену тут же разорвали грянувшие отовсюду оглушительные звуки – плеск воды, шум ветра и такой громкий стук собственного сердца, что, казалось, оно вот-вот разорвёт грудную клетку. Элизабет и Сиэль стояли неподалёку, удивленно смотря на него. Алоиса взяла холодная дрожь от растерянности и невозможности объяснить, что он баловался в шутку. Пытаясь разрядить момент, он как-то небрежно взглянул в одну сторону, затем в другую и, просияв, с улыбкой сказал:
– Давайте прокатимся?

Подошву всего склона у леса огибала узенькая тёмная речка. Чуть дальше, на берегу, белели колонны низкой каменной беседки и виднелись острые чёрные шпили и полуразрушенные стены заброшенной часовни. Громады пышных каштанов толпились по берегам и, опадая, листья их ложились на тёмную гладь воды, вытесняя небо. Вдалеке стеной громоздились вековые платаны и пёстрые вязы. Лодка скользила по реке медленно, оставляя за собой белый извилистый хвост. Три арки каменного мостика, перекинутого через узкий пруд, в отражении своём образовывали в воде три овала, а вода отбрасывала переливающийся отсвет на внутреннюю сторону свода.

После неудачной шутки Транси с падением, при малейшем намёке на какую либо шалость с его стороны, Фантомхайв напрягался, но, не теряя выдержки, преспокойно начинал просто грести веслом со своей стороны в сторону противоположную. От чего все возможные усилия Транси становились бессмысленными, а лодку начинало закручивать.

Напротив них, откинувшись на подушки и укрыв колени пледом, сидела Лиззи. В своём лёгком жёлтом платье в белую полоску прямого покроя с бантом чуть ниже талии и аккуратной соломенной шляпке с короткими загнутыми полями и синей лентой, она была прелестна. То и дело поправляя тёплый серый кардиган на своих плечах и играясь со своими густыми золотыми кудрями, она раздавала мальчикам указания к управлению лодкой. Но всякий взгляд её зелёных глаз был пол невинной обещающей жизни, дышал гармонией. А за миловидностью и детской весёлостью угадывалась семейная гордость.
Они причалили к берегу, когда солнце уже клонилось горизонту. Всюду было пустынно и тихо. Подобно тени великана, укрытые плющом развалины каменных сводов и стен чернели за могучими ветвями усыхающих дубов в объятьях острых лучей заката. От былой их величественности не осталось и следа. Вокруг на многие мили простирались заливные луга и холмы, окружённые лесом.

Молча они блуждали меж громоздких камней, поросших мхом и лишайником. Солнце неумолимо катилось к закату, шумно роптали дубы, а где-то в ветвях пела кукушка.
– Я здесь никогда не бывал…, – задумчиво произнёс Сиэль, прислонившись к стволу дуба и рассматривая единственную уцелевшую башню с колоколом.
–Двенадцать, тринадцать, четырнадцать, – расхаживая вокруг, давя разбросанные сухие жёлуди и слушая кукушку, считал Транси, – Ты что-то сказал? – натыкаясь на друга, спросил он, вскинув голову.
– Здесь удивительно красиво! – обвязывая свой полевой букет шляпной ленточкой, воскликнула юная маркиза.
– И удивительно холодно. - подтягивая серые гетры, проворчал в ответ Фантомхайв.
– Хотите черники? – неожиданно раздался голос Алоиса.

Опустившись на корточки у раскидистого колючего куста, он с удовольствием набирал в ладонь горсть матово-синих ягод. Рядом нагнулся Сиэль и с поразительно сосредоточенным выражением лица принялся обшаривать кустик. Набрав полную ладонь, он предложил всё Элизабет, а сам принялся набирать ещё порцию.

Но тут девочка вскрикнула и взмахнула руками, рассыпав ягоды.
– Там гусеница! – она отступила назад, с неподдельным ужасом указывая пальцем куда-то на траву.

Совершенно бесстрашно подобрав мохнатого зелёного червячка с земли двумя пальцами, Алоис хитро улыбнулся рядом стоявшим друзьям и, запрокинув голову, раскрыл рот, словно вот-вот готов съесть насекомое. Лиззи тут же с визгом закрыла лицо ладонями.

– Ты всегда был сумасшедшим, Транси! – наигранно закатывая глаза и отворачиваясь, ужаснулся Сиэль.
– Поразительный вкус, – дурачился Алоис, уже давно под шумок, отшвырнув противное насекомое куда-то в кусты. Однако, завидев что Лиззи засмеялась, подметив его маленькую уловку, он приложил палец к губам, делая ей жест помалкивать.

Девочка вскочила на мощные извилистые корни дуба, под которым они стояли и, смеясь, нараспев произнесла:

- Падает, падает, Лондонский мост! Падает!
– Хочешь ещё? – предложил Фантомхайв, протягивая ей полною ладонь крупной черники, но Лиззи отказалась.
– А давайте в прятки! – выглядывая из-за дерева, предложила она.
– Нет, нет, нет, – тут же запротестовал Сиэль, – через час темнеть начнёт, а нам еще домой возвращаться!
– Ну пожалуйста, давай. Будет весело, – идя у Элизабет на поводу, подначивал друга Алоис.

Наконец Фантомхайв сдался и Лиззи, просияв, начала считать смешным повествовательным голосом:
– Фи–фай–фо–фут,
Кровь человека чую тут.
Мёртвый он или живой,
Тут не ждёт его покой.

Она перевела дыхание, заправила светлую прядь за ухо.

- Фи–фай–фо–фут,
Дух британца чую тут!
Мёртвый он или живой,
Попадёт на завтрак мой!

«Мой» пал на Сиэля, тогда было решено, что считать он будет ровно до ста и что прятаться можно не дальше развалин. Отвернувшись, граф прислонился к дереву и закрыл глаза, начиная счёт. Элизабет не медля побежала прятаться, высоко поднимая тонкие ноги белых чулках.
Петляя среди холодных могильных плит и столбов по узкой, едва видной тропинке, Алоис вышел на большую поляну за колючими зарослями барбариса. Найдя этот уголок крайне уютным, он опустился на траву прямо посреди поляны. И, сложив руки на животе, блаженно прикрыл глаза.
Ясный, солнечный день, проведённый столь праздно и беззаботно, полный весёлых игр, лёгких разговоров и вкусной еды, казалось, измотал его сильнее любых рабочих будней. Но он был спокоен и до неприличия счастлив. Он думал о том, что многое произошло, многое изменилось за последние месяцы, и думал, что ещё больше произойдёт, поменяется. Он думал о поступках последних дней, о том, что планы его спонтанны и ненадёжны.
Вдруг какая-то неприятная резкая мысль проскользнула среди других, но тут же исчезла. Что это было? Ах, ну да…
Он ударил господина Фаустуса позавчера на перроне. Так пошло вышло, зонтик выбил. И грубостей наговорил ни с того ни с сего. Как он там его обозвал? Бесчувственным индюком, кажется, или напыщенным? Смешно это всё. Смешно и тошно. А ещё этот поцелуй. Нет, Фаустуса конечно за такое проучить стоило. Да что там проучить, убить мало. Приманил, в фавориты вывел, а он, он… не сопротивлялся.
В общем, вышло безобразие. И там, на перроне, всё вышло безобразно. Начиная со сказанного и кончая поцелуем. Но теперь ничего не поделаешь, нужно это пережить и постараться забыть. Однако, чем больше граф пытался забыть о произошедшем, тем точнее вырисовывались в нём самые неприметные детали. Невесть что пронеслось в его голове, прежде чем он погрузился в картины жизни куда более давние.
С неизъяснимым замиранием он смотрел сквозь туман и грёзу прожитых лет на горсть далёких воспоминаний.

***

Алоис рос трудным, до прекрасной крайности избалованным, своенравным ребёнком. В свои неполные восемь лет он уже умел, приняв гордый вид, с презрением улыбнуться на низкую лесть гувернантки или прикрикнуть на непослушного лакея.
Между тем, свойственная всем склонность к разрушению росла в нём необыкновенно. В саду он то и дело ломал кусты, срывал лучшие цветы, усыпая ими дорожки. Он с неподдельным удовольствием давил несчастную муху в углу окна и радовался, когда брошенный им камень, задевая ветку, сгонял птиц с деревьев.
Вспышки сливались в цветных просветах витражного окна каждым солнечным летним днём, когда они завтракали в многооконной столовой, отделанной панелями красного дерева. Где так сладко и тягуче яркий паточный сироп наматывался блестящими кольцами. Пахло вафлями и ванилью.
Лучи, проходя сквозь ромбы и квадраты цветных стёкол, драгоценной росписью ложились на подоконник, оживляя арлекиновыми заплатами белую столовую скатерть.
Бывало, дворецкий с непоколебимым видом склонялся к отцу, шёпотом сообщая, о каких-то неотложно важных происшествиях в поместье или звонке, тогда отец убирал салфетку с колен, извинялся перед матерью и покидал стол. Алоис и Лука между тем как можно незаметнее снимали с вилки по кусочку мяса, опускали ладонь под скатерть, терпеливо выжидая, когда Август их слижет. Август был большим серым немецким догом, любимой собакой их матери. Он частенько любил устраиваться под столом, едва ли не занимая всю его длину, в надежде перехватить вкусненькое.
Когда же главная хозяйка пса, собираясь повторить уловку, одной точной фразой на чопорном немецком языке, её намерения прерывались бабушкой. Убеждённой пессимисткой, старых заплесневелых устоев и пыльных постулатов.
Кричали иволги в листве за распахнутым окном классной комнаты. Мама о чём-то разговаривала с учителем (их стали нанимать едва Алоису исполнилось пять), Лука, сидящий рядом на плюшевом стуле, катал по чёрной лакированной парте маленький полосатый карандашик с большой синей кляксой у самого грифеля. Но вскоре Абигейл увела его.

Миссис Абигейл была высокая светловолосая красавица с синими морскими глазами. Между занятий она частенько приносила мальчикам в комнату жестяную коробочку миндального печенья. Сколько граф не старался, он не мог вспомнить, когда именно она появилась в их доме. Её расплывчато-фигурный образ был вторым после образа матери, невольно сливаясь с ним.

Летние дни, бесконечные в своём медленном и неуклонном угасании, сменяли ноябрьские туманы и декабрьские дожди. С холодами особо частые детские болезни особенно сближали братьев с матерью. Мутно перламутровое небо бессолнечного осеннего дня и краски опавших листьев на фоне мокрой террасы. Бугорки отметин на косяке пахли хвоей, прошедшие именины затмевало ожидание рождества.
В долгие зимние отъезды матери мальчики любили ночевать в её спальне, где гувернантка находила их только после позднего ужина, который мальчики пропускали. Чувствуя, как обволакивает страшная душная тоска, они зарывались носом в ажурные подушки на её кровати, вдыхая запах её духов.
Когда в доме оставалось мало людей, они чаще бывали в библиотеке - просторной комнате, где особо выделялись два огромных кресла с по-королевски высокими спинками, обитые красным гобеленом и тяжёлый письменный стол, за которым мама особо любили писать письма. Там же отец каждое субботнее утро фехтовал с Месье, чьё имя давно утратилось. И кто преподавал мальчикам гимнастику по понедельникам.

В один из таких тихих зимних вечеров, но уже через год, почти перед самым рождеством они с братом наблюдали, как уезжал отец. Бабушка тогда приехала неделей раньше, а в доме царила суета, отдающая трауром, и мама не улыбалась. Лука сонно горбился, жалуясь на холод, и обнимал за крепкую шею Августа. Под нездоровым светом двух фонарей у крыльца слуги перетаскивали тяжёлые кожаные чемоданы в блестящий багажник чёрной машины. Тот последний образ отца в чёрном макинтоше и любимой шляпе, столь скоро затерялся, расплылся за новым и старым, что теперь прокручивая те дни, Алоис видел лишь бледную безликую тень.

Может в тот, последний день, он был слишком мал, чтобы запомнить его лучше? Но разве не самые яркие и полные образы выносим мы из тех ранних, далёких лет своего детства?
Мистер Вильям появился в их жизни резко как-то внезапно, не вовремя, словно наказание за бывшие слишком счастливыми годы. Если за счастье вообще положена расплата! Холодной туманной осенью тысяча девятьсот девятнадцатого. Жидковолосый, с большими глубокими глазами грязно-земляного оттенка.

На прогулке он носил белый плащ с серебряной пряжкой у шеи. А самой шумной, на фоне сдержанных и однообразных его ужимок была привычка до неприличия громко чихать. Но более неё Транси злила манера этого человека при встрече трепать его по щеке – отвратительное ощущение – он же считал, что подобный жест располагает. Его шершавые замшевые перчатки всегда пахли нафталином. И если выпадал случай в подобный момент оказаться не под надзором матери, Алоис без промедления отворачивался или просто бил мужчину по ладони. Чужак спокойно убирал руки, всем своим видом высказывая небывалое понимание, но подобная реакция злила графа ещё больше.

Дождливая, испещрённая вспышками молний весна, сменилась ясным летом, а затем хмурой осенью.
В своём белом платье, шляпе с бледными цветами, она перебирала почту за столиком на террасе, то и дело поднося к губам белый шёлковый платок. После смерти бабушки частые болезни истощили её физически и морально. Лука сидел рядом, раскладывая орехи, а найдя среди скорлупок сухое серое тельце мёртвой бабочки, долго изучал его на скатерти. Опадали пышные белые хризантемы. Меланхолично-хриплым и нежным голосом мать зачитывала длинное письмо от дальней родственницы. Тем утром планировалась лисья охота, но из-за сильных туманов планы отменились, а из леса была принесена большая плетёная корзинка грибов и Алоис, никогда не терпевший грибов ни в супах, ни в гарнирах, долго помогал их разбирать.
Накрапывал нудный дождь. Он шел, все те холодные месяцы одиночества в пустеющем доме и он же холодил воздух, после, у высоких ворот Академии.
Мистер Вильям уезжал всё чаще, а всевозможные тётушки со стороны покойной матери приезжали всё реже. Так и оставшись для Транси образом карикатурно-чопорных дамочек с возмущёнными голосами и озлобленными таксами на коротких поводках.

***

Дождливым, мутным вечером тысяча девятьсот двадцать второго, они с братом пересекли туманный двор дортуара и, поднявшись по указанной лестнице, распахнули дверь новых апартаментов. И по сравнению с комнатой прежней они раздражали своим убожеством.В прямоугольной тесной комнате, едва вмещавшей двух жильцов, стояло слишком много мебели. Напротив двери находилось окно, от него по обе стороны, располагались две железные койки, с парными тумбочками и со сложенным на них постельным бельём. Далее, по направлению к двери, у стен стояли два небольших письменных стола при лампах и необходимой канцелярии, (вроде набора перьевых ручек и парных чернильниц). После шли два одинаковых во всём, вплоть до натёртых круглых ручек, встроенных шкафа, напольное зеркало, пара старых стульев с просиженными подушками и сомнительная по виду белая раковина. Еще в комнате была пара книжных полок над кроватями, высокая корявая вешалка и (это как раз новоиспечённых жильцов ничуть не удивило) свод инструкций по поведению с расписанием звонков и занятий в тёмной рамочке у двери.
Однако то, что какой-то совершено посторонний человек, мог навязывать ему свои порядки, было Алоису абсолютно непривычно. И если первые свои штрафы он схлопотал по незнанию, то остальной десяток из чистого озорства.
Ко всему прочему, в комнате было ужасно холодно. Батареи, которые стояли там, видимо для красоты, топили крайне редко, из необычной экономии. В душ и вовсе надо было топать в общую ванную и желательно пораньше, пока туда не набежал весь этаж.
Суетливая, громкая, многоликая в своём вечном движении жизнь Академии просачивалась через узкие глухие коридоры в просторные классные залы, пропахшие чернилами и бумажной пылью. Вся эта непривычная атмосфера в первые дни породила собой у графа мучительную бессонницу, с которой позже, вплоть до того роковою августовского вечера, он великолепно справлялся.
Алоис быстро привык к рядовым туфлям на резиновой подошве, возненавидел шерстяные штаны, которые не столько жали, сколько дико чесались, и благословил необязательность ношения подвязок.
После того, как Луку перевели в корпус его одногодок, к Транси подселили Фантомхайва.
Фантомхайва – извечно серьёзного, хмурого, молчаливого, с надменной усмешкой, столь разительно контрастирующего с новыми знакомыми Алоиса - Карлом и Гаем.
Фантомхайва – до тошноты педантичного, щепетильного к мелочам, любящего раздавать указания и соблюдать правила.
Фантомхайва – обожавшего рассказы Эдгара По, любившего приключения, разоблачения и паутинный ужас тайных обществ.
Фантомхайва – который краснел в особо щекотливых разговорах, был внимательным слушателем и интересным рассказчиком.
Фантомхайва – заботливого и весёлого.
Сиэля Фантомхайва.
Однако, несмотря на всю мнимую комфортабельность и самобытность, обстановка одаривала нестерпимым чувством ностальгии. Даже теперь, обзаведясь друзьями и недругами, почти растворившись в новой для него жизни, Транси болезненно тосковал по дому.
Временами, он с красочной точностью угадывал подобное в других ребятах. Но чувства эти были настолько очевидны и знакомы, что заговорить о них решался не каждый. Да и разговаривать тут было особо не о чем…
От чего тот фатальный, душный, вечер на переломе лета и осени, становился в его памяти ещё ярче, ещё страшней, ещё откровенней, в своём настоящем ужасе и неотвратимости.
«Прошлое всегда можно изгладить раскаянием забвением или отречением, беседующее же неотвратимо».*

***

Алоис зажмурился, ощутив что бивший сквозь веки свет загородила тень, а после нехотя распахнул глаза. Слоняясь, над ним стоял Фантомхайв.
– Проснулся, наконец, – раздражённо прыснул он, и, бросив на друга испытывающий взгляд, отошёл в сторону.
– Ещё играем? – пытаясь прогнать усталую сонливость, Транси поднялся на ноги, отряхнулся, посмотрел по сторонам.
Смеркалось.
– А мы уж решили, ты здесь ночевать собрался.
– Не дождёшься.
– Я в принципе был не против. Но Лиззи настаивала. Скажи ей спасибо.
Отстраняя колючие ветки, Сиэль вышел на тропинку. Весь оставшийся путь, вплоть до самых дверей дома они не проронили ни слова. А когда переодевшись, спустились к ужину, Себастьян отозвал Сиэля, и за столом граф не появился.

***

Час спустя, после тяжёлого разговора с Себастьяном, попросив оставить его одного, Сиэль расположился в красной гостиной южного крыла. Это была красивая комната. Нижние части стен облицованы высокими ореховыми панелями, а пространство между панелями и потолками занимали бордово-красные обои с золотым и платиновым дамасским орнаментом. Потолки восхищали изумительной техникой маркетри из разных пород дерева. Натёртый до блеска паркет укрывал большой персидский ковёр, а окна украшали многослойные жёлтые портьеры с ламбрекенами. На столике с инкрустированной столешницей близ дивана стояла единственно зажжённая бронзовая лампа с абажуром зелёного стекла. Напротив, на журнальном столике, пестрели жёлтые орхидеи в расписной вазе китайского фарфора. Над камином в массивных золочёных багетах, в окружении марин Айвазовского, висели несколько репродукций Джона Мартина и Джорджа Хейтера. Умиротворенно тикали часы, с боем в стиле Людовика XVI.
Несколько раз Сиэль порывался вернуться в общую столовую, где ужинали Элизабет и Алоис, но останавливался.
Вдруг, он услышал странный шорох подобный чьим-то осторожным шагам. За распахнутыми дверями залы, в темноте коридора мелькнуло что-то белое. Сиэль, вздрогнув, вскинул голову.

– Кто тут? – спросил Фантомхайв.
– Мы, – раздался детский смех, но никого не появилось.
Наконец, несколько секунд спустя, в комнату вошли Алоис и Лиззи.
– Элизабет, что за шутки?! – вспыхнул граф.
– Не шуми, – весело хлопнув друга по плечу, Транси завалился в одно из кресел напротив, – это я её надоумил. Мы коварно планировали перепугать тебя до смерти!
«У вас это почти получилось» Подумал про себя граф.
– Откуда вы узнали где…
– Где ты? – перебил его граф, – тебя без колебаний сдал дворецкий.
– Ты спал? – подскочила к кузену Лиззи, - это так мило!
– Лучше бы спал, – хмурясь, проворчал Фантомхайв.
– Досадно, мы надеялись, ты развлечёшь нас очередным сюрпризом, – как ни в чём не бывало добавил Алоис.
Лиззи кивнула, очаровательно улыбаясь, глаза её радостно блестели.
– Позвольте узнать, с чего вдруг? – возразил Сиэль.
– Оттого что гостей положено развлекать, – шутливо потребовала маленькая кузина.
Фантомхайв нахмурился, ему явно было не до шуток и детских забав, хотя он и старался не подавать вида.
– Несомненно, но мне и без вас не плохо.
Девушка надула губки и опустилась в другое кресло.
– К слову, – вмешался Алоис, – ты зря пропустил ужин! На этот раз твой Себастьян превзошёл сам себя. Этот… – он замялся, пытаюсь вспомнить какое-то название. – Лиззи, как он его называл?
– Сабайон*, – произнесла она с лёгким французским акцентом.
– Точно, не знаю, что это, но по вкусу пальчики оближешь, – с наслаждением сказал, облизнувшись.
– Но признаться, сейчас душу бы отдал за простую чашку горячего шоколада. - пробормотал Транси расслабленно, откидываясь на мягкую спинку кресла.
– Не слишком ли велика цена за такое простое желание? – раздался томный вкрадчивый шёпот над его ухом.

Алоис почувствовал как по спине прошла холодная волна мурашек. Бледнея, он вскинул взгляд. Возникнув, словно из ниоткуда, у кресла стоял Себастьян. Безумным взглядом он проследил, как мужчина прошёл к столику и опустил на него поднос с пышущими паром чашками горячего шоколада, украшенными взбитыми сливками и ягодами. Все молчали. Фантомхайв хмуро сверлил слугу убийственным взглядом. Транси сглотнул, гневно сжал подлокотник дивана, фривольно перекинув ногу на ногу.

– Ах, Себастьян, всё как всегда просто великолепно! – невольно прерывая образовавшуюся паузу, воскликнула Лиззи, приняв чашку из рук дворецкого.

Когда же Себастьян обернулся передать чашку Транси, мальчик забрал её сам.

– Разожги камин и принеси, какие-нибудь игры, – приказал слуге Сиэль, возвращая чашку на столик.
– И принеси еще пару листков бумаги, – отрываясь от сладкого напитка, добавила Лиззи.
– Это всё, милорд? – держа подмышкой серебряный поднос, покорно спросил Михаэлис.
– Да можешь идти, – ответил ему Сиэль.

Транси проводил дворецкого долгим взглядом. Всё больше он убеждался, что Себастьян Михаэлис отнюдь не так прост, как может показаться на первый взгляд. Глаза у него хитрые и светятся коварством.
Но прежде чем за слугой закрылась дверь, Алоис отчётливо расслышал его голос: «Осторожно, граф, она куда дороже, чем вы думаете. Берегите её».
Граф был уверен, это слышали все, но когда он обернулся и Фантомхайв и Лиззи преспокойно продолжали пить свой шоколад.

«Никто из них этого не слышал. Никто не слышал, кроме меня.» - подумал Алоис.

Спустя ещё четверть часа, сидя за чайным столиком с одной картой в руке, а другой облокотившись на стол, прижав сгиб указательного пальца к краю подбородка, он тихо созерцал очередную фазу в раскладке пасьянса. Однако в картах сегодня ему совсем не везло - одна за другой подряд шли пики, чуть реже трефы, а красных мастей и вовсе почти не было, от чего общий расклад выходил мутным.
Устало прислонившись к стене, у камина стоял Сиэль, остаток вечера он учил Элизабет играть дартс. Сейчас голова его касалась золоченой рамы одной из ужасающих полотен – "Пандемониума" Джона Мартина.
За окном почти стемнело и тихо, как-то совсем по–домашнему, догорали поленья в камине, бросая блики на темный потолок. На столике рядом замерли шахматы и фруктовая ваза в окружении разбросанных мелких и мятых бумажек после шумной и весёлой игры в шарады.
Разочаровавшись в картах, граф оставил их на столике и, развернув одно из кресел к камину, свернулся в нем, перекинув ноги через подлокотник и прижавшись щекой к спинке.
Оглашая комнату весёлым заливистым смехом, кузина Мидлфорд закружилась на месте. Она радовалась своей маленькой победе в новой игре, вынимая перьевые дротики из твёрдой чёрно–бело–синей мишени на подставке. Сиэль отступил от стены, и, легко дёрнув витой шнурок сонетки, повернулся спиной к камину. Он один выглядел усталым, но и его глаза горели так же, как у всех.

«Это радостное волнение, нам всем очень хорошо.» - подумал Транси.

– К слову, Фантомхайв, я всё горел желанием спросить, как давно Себастьян у вас работает? И что его здесь удерживает? – вспомнив свою давнюю заинтересованность, спросил у Сиэля Транси. – Не очень–то он похож на одного из тех старых потомственных лакеев и камердинеров, которые знают все секреты хозяев, порою лучше их самих. Без которых они не могут сделать ни шага самостоятельно, вплоть до выбора запонок к вечеру!Он рассмеялся.
– Сколько себя помню, Себастьян служит нашей семье, – легко ответил граф, – А с тех пор, как я уехал в академию, присматривает за поместьем. Меня это вполне устраивает.
Его быстрый поверхностный ответ показался Алоису уклончивым, но он не предал этому серьёзного значения и, зевнув, расслабленно потянулся.
– А что если мистер Михаэлис – один из незаконно нарождённых потомков семьи, – театральным тоном заговорил Алоис, – и в нетерпении дожидается, когда последнего Фантомхайва, то есть тебя, Сиэль, – он указал на друга пальцем, – настигнет ужасное проклятие рода? - на этих словах он скорчил пугающую гримасу и взмахнул руками.
– После твоей смерти он унаследует дом и закопанные в подвале золотые слитки. А может, он хранит в потайной комнате драгоценности, – легко добавил он обычным голосом.
– Не мели чепухи, Транси, – недовольно буркнул в ответ Сиэль. – Во-первых, Себастьяна я знаю достаточно долго и хорошо, что бы не сомневаться в нём. И во-вторых в моём доме нет потайных комнат, – твердо возразил Фантомхайв. И едва он это произнёс, одна из высоких деревянных панелей отстранилась от стены, и в комнату проник дворецкий. Увидев его, Алоис удивленно вскинул брови, сдерживая улыбку. Лиззи хихикнула.
– Естественно, такая возможность планировалась раньше, но я могу со всей определенностью заявить, что никаких таких скрытых укрытий в доме не… – заметив выходящего буквально из стены Себастьяна, Сиэль замялся, сконфузился, кончики его ушей и щёки приобрели заметный румянец. – Имеется…

За несколько секунд в безмолвном спокойствии слуга быстро забрал пустые чашки, графин с подносом и удалился. И тут грянул смех.

– А вот Себастьян о потайных ходах знает всё, – произнёс Алоис и тут же уткнулся лицом в ладони. Плечи его тряслись.
– Особенно в твоём доме, Сиэль!- сквозь смех продолжил Алоис.
– Кажется, он слышал как ты это говорил, – тоненьким голоском подхватила Лиззи, обращаясь к кузену.

Они еще долго не могли успокоиться, пока, нахохотавшись до колик, не откинулись в креслах, уставшие и обессиленные, глядя друг на друга.

– Это, – от негодования сжимая кулаки, начал граф и тут же замолчал, потому что Лиззи хихикнула.
– Это, – повторил Фантомхайв строже, и они затихли, – обычный чёрный ход для прислуги, он короче и ведёт напрямую в служебные помещения. – сообщил он.
– Ну, или по нему могут второпях сбегать изобличенные любовники и любовницы, – понимающе кивая, не унимаясь, хохотал Транси. Лиззи рассмеялась и бросила на Алоиса быстрый взгляд.

Вдруг электрическая лампа на чайном столике дрогнула, с треском моргнула светом и потухла. Остался только догорающий камин.
Когда все на минуту замолчали, давящая атмосфера дома только сгустилась.

– Самое время для историй о привидениях! – тихо хлопнув в ладоши, таинственно провозгласила Элизабет, и, твёрдыми уверенными шагами достигнув двери, аккуратно повернула ключ.
– Кто-нибудь знает дома с приведениями? – вновь спросила она, по-кошачьи устроившись на ковре у камина, с любопытством смотря на мальчиков снизу вверх.
– Дом графа Сиэля Фантомхайва. – с хитрой улыбкой прошептал Алоис, расположившейся рядом с Элизабет.
– Транси! – метнув в друга суровый взгляд, крикнул Сиэль, казалось, краснея ещё больше, но в сумрачном свете камина это было почти не заметно.
– Всё, молчу, мочу.
– Бликлинг-холл, – произнес Алоис, смакуя слова, – в Норфолке.
– Мне больше нравиться трагичная история Глэмиса в Шотландии, – хитро улыбнувшись, Сиэль покосился на Лиззи и Алоиса, чьи лица, как по команде приняли внимательно–заинтересованное выражение школьников, готовых ловить каждое его слово.

Он снова занял позицию у камина и начал. Медленно, нарочито бесстрастно, словно повествовал о давно умерших королях и войнах давно прошедших столетий. Рассказывая, Сиэль ни на минуту не оставался в покое: он расхаживал по сумрачной комнате, ворошил дрова в камине.

– Граф Глэмис был заядлым игроком в карты. Как-то в субботний вечер он так увлекся игрой, что не смог остановиться до самой полуночи. Один из слуг напомнил графу о том, что уже наступило воскресенье и в этот день христианину не подобает играть в азартные игры. На что граф ответил: «Я не прекращу игру, даже если к нам решит присоединиться сам дьявол!». Через мгновение раздался гром и явился сатана, он объявил игрокам, что они проиграли ему свои души и теперь обречены играть в карты до Страшного суда. Поговаривают, Граф по сей день играет с дьяволом в карты, в несуществующей комнате этого замка. Но снаружи комнату хорошо видно в окна, а вот двери внутри неё не существует. Есть легенда, что когда слуги застали призрак графа за игрой с сатаной, они замуровали вход в эту проклятую комнату. И если подойти к этой стене в ночь с субботы на воскресенье, можно услышать голоса играющих…

Алоис поежился и сглотнул, не отрывая пристального взгляда от рассказчика. Сиэль же довольно ухмыльнулся, наблюдая какой эффект произвела его история, и, сложив руки на груди, откинулся к стене. И с минуту все молчали, словно ожидая ответа. С тихим треском рассыпались дрова в камине.

– Как-то в темноте не очень это смешно, да? – тихо спросила Лиззи.
– А я слышал, некоторые замки просто кишат полтергейстами, – отстранённо заговорил Транси, – так, в одном зверски убили какого-то шотландского короля. В день убийства кровь короля впиталась в деревянный пол, и с тех пор его призрак часто появлялся только в этом месте.
– Как в «Кентервильском привидении»? – со скромной улыбкой добавила Лиззи, – помните, есть такая новелла, у Уайльда Оскара.
– Где американские близнецы выжили из замка старого английского призрака, – скептично подхватил Фантомхайв.
– Именно, – подтвердила девочка. – Однажды я тоже читала историю одного замка – Вудсток.

Увлечённо начала рассказывать Элизабет, и теперь все внимательные взгляды устремились на неё.

– В далеком XII веке, в замке, это была королевская резиденция, где Генрих II любил проводить время со своей возлюбленной, прекрасной Розамундой Клиффорд. А чтобы сберечь Розамунду, Генрих создал в саду вокруг замка запутанный лабиринт, найти правильный путь в котором можно было лишь по серебряной нити. Но однажды королева проследила за мужем и проникла в замок. Она предложила Розамунде два способа смерти на выбор. От кинжала или от яда. И девушка, выбрав второй, умерла в страшных мучениях. До сих пор призрак прекрасной Розамунды ждет своего Генриха в окрестностях замка. - она печально вздохнула и подняла нежный взгляд на Сиэля.
«Столь романтичная особа.» - подумал про Лиззи Транси.
– А вот я бы с удовольствием посмотрел на Винчестерскую виллу в Калифорнии, – самодовольно произнёс Алоис.
– Я о ней не слышала, – задумчиво протянула Лиззи, кокетливым движением приложив пальчик к подбородку. - Расскажи!

Сиэль же, явно знающий эту историю, поймал взгляд Транси, и согласно кивнул.

– Дом тот принадлежал Саре Винчестер, и история его такова, – таинственно понизив голос, начал граф. – После кончины дочери и мужа, оружейного магната Уильяма Винчестера, Сара обратилась к медиуму чтобы вызвать душу умершего, который сказал, что на семье лежит ужасное проклятие, её преследуют духи людей, а единственный способ для нее самой спастись — ни на один день не останавливать строительство. Если стук молотков затихнет, Сара умрет.
В доме почти двести комнат, десять с лишним ванных, несколько кухонь, полсотни лестниц и столько же каминов. Но выстроен он был так, чтобы запутать духов, которые придут по душу миссис Винчестер. Поэтому двери тут открываются в стены, а лестницы упираются в потолки. Коридоры узки и извилисты, как змеиные тела. Некоторые двери верхних этажей открываются наружу, так что невнимательный гость может выпасть прямо во двор, в кусты; другие устроены так, что миновав пролет гость должен свалиться в кухонную раковину этажом ниже или проломить окно, устроенное в полу нижнего этажа. Двери многих ванных комнат прозрачны. В стенах открываются потайные дверцы и окошки, через которые можно незаметно наблюдать за происходящим в соседних комнатах. Хозяйка, боясь преследований нечистой силы, каждую ночь спала на новом месте, и каждую полночь звучал гонг, и хозяйка уединялась в особой комнате для спиритического сеанса. Слуги слышали в эти часы звуки органа, на котором больная хозяйка играть не могла. Когда же она умерла, в сейфе не оказалось денег. Там лежали только пряди волос, мужских и младенческих, свидетельства о смерти мужа дочери и завещание из тринадцати пунктов, подписанное тринадцать раз. Но ни слова не было в нём о судьбе несчастливого дома…
– Архитектора, который попытается обнаружить логику в устройстве дома, должен поразить невроз, – с издевательской усмешкой добавил Сиэль, когда Алоис прекратил рассказ.
– Эта история слишком гротескна и мелодраматична. Ее трудно воспринимать всерьез.
– Однако, она совершенно правдива, – парировал граф.
– Не спорю, но Сара Винчестер больше похожа на сошедшую с ума вдову, бездарно просадившую многомиллионное наследство, а ее дом — на дорогостоящую громоздкую нелепицу. «Винчестер-хаус» попросту уродлив.

Разомлев, после насыщенного событиями дня, все молчали, глядя на огонь. Старинные часы гулко пробили одиннадцать, и было решено, что день более чем насыщенный, окончен и пора расходиться.
Поднималась по лестнице вслед за Фантомхайвом, Алоис только сейчас понял, как сильно устал: каждая ступенька давалась с трудом. Остановившись на лестничном пролете, откуда коридор разветвлялся на два крыла, мальчики пожелали Элизабет доброй ночи и повернули в свои комнаты. В спальню Алоиса они пошли вдвоём.
Транси, на ходу стянул зашнурованные туфли, и, сняв джемпер, обернулся к Фантомхайву, который замер посреди комнаты.
Во взгляде Сиэля горело глубокое сожаление - он понимал, сколь ужасно то, что он собирался сделать и не решался. Прошла пара минут тягостного молчания.

– Алоис, послушай, – скрепя сердце, начал граф, но не закончил фразу.

И Транси подумал: «Или он скажет мне нечто очень важное, или потянет время и вежливо переведет разговор на другую тему.»

– Ты, я вижу, ночевать здесь собрался, – усмехнулся Алоис, но улыбка тут же спала с его лица. Граф совершенно не знал как отреагирует Сиэль на то, что он собирался ему сообщить.
– Я уезжаю, – после тягостной паузы произнёс Транси, – совсем уезжаю. - уточняя скорее для себя, нежели для друга, добавил он до странности будничным тоном, но Фантомхайв понял всё мгновенно.

Поджав губы, граф сверлил Алоиса пристальным взглядом. Сиэль догадывался, что однажды Транси всё–таки примет это решение. И если ещё год назад ему было бы безразлично и он почти знал что ответит, то сейчас, стоя перед ним, не мог сказать ни слова. Алоис же тем временем смотрел на него спокойно, словно надеялся что друг начнёт отговаривать.

– Куда ты поедешь? – наконец холодно спросил граф.

На секунду вопрос Сиэля поразил Транси, но, выдохнув, мальчишка лишь отвернулся, продолжив готовиться ко сну. Алоиса задело равнодушие, с которым Фантомхайв отреагировал на его слова. Он думал, что наверное было полной нелепостью считать, что Сиэль отреагирует на его решение как-то иначе. В этом был весь он. «Люди сами выбирают свой путь и за свои ошибки должны отвечать сами».

– В Лондон, у мамы там раньше была квартира, или в Истборн, это где-то Восточном Сассексе, точнее не помню, там моя бабушка живёт, – свободно, будто планировал туристическую поездку ответил Алоис, – то есть жила, раньше…

Он зевнул и отбросил кофту на стул. Внезапное воспоминание о смерти бабушки взволновало его, он так долго этого не вспоминал. А ведь она покинула их когда мама еще была жива. Не сняв ни рубашки ни брюк граф присел на краешек кровати.

– Алоис, – голос его строгий и спокойный, привычный, но он так редко называл его по имени, – ты не думал что тот случай с Людвигом... что это могло быть убийство?

Ничего не объясняя, Фантомхайв молчал. И, казалось, от одного его присутствия в комнате похолодало. Последние слова Сиэля показались Транси подозрительными, но внезапная перемена темы удивила ещё больше. И с чего он вдруг вспомнил покойного Людвига?

– У Харшоу были не все дома, и он успел нажить себе достаточно врагов в Академии, – граф неспокойно поднялся, было совсем неприятно вспоминать о Людвиге Харшоу. После его смерти, Алоис надеялся навсегда и подальше упрятать любые воспоминания, связанные с этими именем. И придавая завязавшемуся разговору ауру ни к чему не обязывающей болтовни, улыбнулся.
– … но его уж скорее похитили бы, чем вот так сразу в речке топить. Не напомнишь, кто там у него папаша? Мадридский посол, кажется? А чего ты о нём вспомнил, с темы на тему прыгаешь? Не уж-то меня отговаривать собрался!? - он рассмеялся как можно беззаботнее. Однако Фантомхайв по–прежнему оставался непоколебимо спокоен.
– А тебе не приходило в голову, что это могла быть чья–то хладнокровно спланированная месть? - Сиэль обернулся.
Алоис вздрогнул. О, мягко говоря, конфликтных взаимоотношениях между ним и погибшем Харшоу, Фантомхайв знал. Но и большим секретом, этот факт тоже ни для кого, не являлся!
«Не думает же он, что это…» - промелькнула страшная мысль в голове графа, и он резко повернулся.
– Хочешь сказать, его убил кто-то из учеников? Нет, быть не может, они на такое не способны!
– Я раньше тоже так думал, – с хладнокровием палача ответил Сиэль, поймав шокированный взгляд Транси.
Едва уловимый намёк во взгляде Фантомхайва поразил Алоиса, будто сильнейший разряд молнии прошёл сквозь его тело. Мальчик пошатнулся, отступили назад.
«Он обещал. Он обещал, обещал. Больше никогда…» - пульсировала мысль в его голове.
– Не смей, напоминать мне о прошлом! Оно мертво! – злобно сжав зубы, почти выкрикнул Алоис, – Ты обещал!

Вдруг Транси болезненно зажмурился и закрыл лицо руками, его лихорадочно затрясло. Не предполагая такого исхода, Сиэль испуганно кинулся к другу.

– Алоис, выслушай меня! Просто послушай!
– Нет, – орал мальчишка, отталкивая от себя друга. – Замолчи, Фантомхайв! Замолчи! Тогда - это самоубийство. Самоубийство! А к этому подонку Харшоу я не имею никого отношения!
– Умоляю, Транси! - он положил руку ему на плечо.

Фантомхайв схитрил, никогда и никого в жизни он не позволил бы себе умолять. Но здесь и сейчас у него не оставалось выбора. Неожиданно Алоис вскинул на него тревожные, мокрые от слёз глаза.

– Ты же мне веришь? - графа всё ещё бил озноб, бешеный стук сердца оглушал, а голова, казалось, налилась свинцом и болезненно ныла. Словно наказание за страх и ужас, о котором ему напомнили, уже наступили. Ладонь Фантомхайва, сжимающая предплечье, была каменной, точно вынуждая пасть на колени.
– Верю, – твёрдо ответил ему Сиэль и Транси в отчаянном порыве обхватил его плечи, прижимая к себе.
– Мне очень жаль, Алоис, – быстро и чётко заговорил граф, – но я не могу поступить по-другому. Я не могу сказать, кто этот человек, и каковы его намерения, но он желает тебе зла. И в этом я, к сожалению, уже не сомневаюсь. Это он расправился с Харшоу! Он ищет и ждёт. Ты не можешь уехать в Лондон, не можешь уехать в Истборн, даже в Академию тебе не следует возвращаться, – его тихий голос дрогнул. – Будь ты где угодно, он отыщет тебя, – зашептал Сиэль.
– Да кто это, кто? О ком ты говоришь?
Транси был в смятении. Он не понимал, говорил ли Сиэль серьёзно или это был какой-то странный розыгрыш.
– Найдёт и уничтожит, забрав своё. А самое ужасное, что ты сам, сам того не замечая, позволишь ему это! - он отстранился, и по его лицу Алоис понял, что Сиэль был ужасно напуган, говоря это, но лишь растерянно улыбнулся.
– Сиэль, ну это же бред, абсурд. Всё, что ты мне сейчас наплел, не имеет смысла! – он надрывно усмехнулся, изо всех сил стараясь воспринимать это как глупую шутку. – Ты книжек своих ненормальных перечитал, вот тебе и мерещиться всякие ужасы. Сядь. Не дёргайся. - беспокойно уговаривал Транси, – успокойся.

Таким, он видел Фантомхайва впервые и это пугало его больше, нежели всё сказанное ранее. Фантомхайв медленно сел на кровать, дивясь собственному спокойствию, и тяжело перевёл дух. Он был мертвенно бледен и опять совершенно спокоен. Он чувствовал, что нарушая собственные принципы, выдал кошмарную, страшную, невозможную тайну, которая долго и больно тяготила его. Он совершенно ясно представлял, что последует за этим. Но тот, кому он её доверил, его не понял. Совсем. А когда поймет, будет уже слишком поздно. И Сиэль опустил плечи. Затем неожиданно посмотрел на входную дверь, резко соскользнул с кровати, подошёл к двери и повернул ключ. Алоис молчал, ему было зябко и немножко смешно.

– Теперь ты, наверное, хочешь что бы я ушёл, – раздался голос за его спиной.
– А ты хочешь уйти?
– Нет, – прозвучало в ответ.

Фантомхайв обернулся и поднял глаза на Алоиса.
Есть такие взгляды, которые преследуют потом очень долго и ты ищешь их, ищешь жадно, хочешь вернуть это странное душевное взаимопроникновение, всего на минуту, мгновение. Будто что-то там, за радужной оболочкой, тебя сцепило, дотронулось и навсегда поменяло, оставив внутри необъяснимый осадок.
Бронзовые часы пробили полночь, как ножом разрезая тишину. За окном мерцало тяжёлое малахитовое небо, предвещая бурю.

***

Удивлённо проследив, как звучно щёлкнул замок, Михаэлис тихо убрал руку с дверной ручки, лукаво ухмыльнулся и пошёл дальше по коридору. Пора было готовиться к новому насыщенному дню.

***

В спальне царили зверский холод и непроглядная тьма, горела только одна прикроватная лампа. С минуту Сиэль ждал, что Транси заговорит первым, потом произнёс устало:
– Прости, я повёл себя по-глупому, ужасно вышло. Это, наверное, утомление сказывается. - он болезненно нахмурился, провёл рукой по лицу.
– Да, уж такой бред понёс под конец, я чуть не купился, – насмешливо и немного оскорблённо выдохнул Алоис. – Но ничего страшного. Паника – это страх, а страх есть добровольный отказ от здравомыслия и опыта. Мы или покоряемся или пытаемся победить, третьего не дано.
Сиэль с немым вопросом уставился на друга. Алоис сконфузился.
– В книжке вычитал. – угрюмо и обижено буркнул Транси, – Кстати, есть одно любопытное средство, – тут же вспыхнул граф.
Соскочив с кровати, Алоис бросился к своему на половину распакованному чемодану.
– А я уж на минуту подумал, ты с катушек съезжать начал, Фантомхайв, – он залился дурацким смехом, граф обернулся к нему, раздраженно нахмурив брови.
– Теперь я знаю что там, за твоей серьёзностью. Сумасшествие.

Выложив часть одежды прямо на пол, он раскрыл двойное дно, отстраняя шёлковую обивку. Под ней, за резинкой, темнела на половину полная маленькая фигурная бутылочка с темно-бронзовой жидкостью. С трудом вытащив её, Алоис хохотнул и, откупорив бутылку, отхлебнул немного, после чего протянул ее Сиэлю.

– Пей. Пей, Фантомхайв, мигом коленки трястись перестанут.
«И начнут трястись руки.» - про себя едко подметил Фантомхайв, уже подозревая что за напиток мог прятать Транси за подшивкой своего чемоданчика. Но бутылку взял.
«Нам обоим сейчас не мешало бы успокоиться.» - подумал Транси и, заметив что Сиэль медлит, любопытно рассматривая предложенное, пожал плечами, презрительно хмыкнув.
– Прости, бокалов не держу, как видишь. Боюсь, хрусталь треснет. - он плюхнулся обратно на кровать рядом с Сиэлем.

Фантомхайв отхлебнул коньяк, отчетливо почувствовав как он обжог гортань, и повернулся к графу:

– Откуда у тебя это? - неожиданно спросил он, буравя Алоиса напряжённым взглядом.
– Не поверишь, стащил у нашего благородного господина Фаустуса. Оказывается, даже у таких как он скелеты по шкафам запрятаны. Правда, она, – он кивнул на бутылку, – стояла в серванте за книгами. - А что?
– Это Мартель*! Настоящий, с выдержкой, – со странным восхищением ответил Сиэль.
– И? – повёл бровью Алоис, не видя в его восхищении ничего особенного, – коньяк, как коньяк.
– Ну, для начала это напиток одного из старейших и известнейших французских коньячных домов. Он недёшево стоит, а уж с выдержкой, – он прищурился, высматривая заветную цифру на потёртой тёмной этикетке. – Целое состояние…
– Отдай сюда бутылку! – оживлённо спохватился Алоис и попытался отобрать «состояние», но Фантомхайв отстранился, хитро прищурившись.
– Ты же сказал, что украл его?! – с наигранной возмущенностью спросил он.
– Вот именно, – не оставляя попыток, взбунтовался Транси и навалился на друга, – возвращай!
– Верну тебе бутылку, нальёшь туда чаю, – откровенно засмеялся Сиэль и закрыл глаза. Транси рассмеялся.

После недолгой возни, споров и на двоих выпитой бутылки дорого коньяка, между ними вновь воцарилась
атмосфера дружеской беззаботности. Недавний инцидент был забыт.

Сиэль сидел, облокотившись на заднюю спинку кровати, в кромешной темноте, вцепившись в запястье Алоиса, лежащего поперек кровати на его коленях. Время от времени мальчики лениво перекидывались парой фраз.

– Ты мне все ноги отдавил, – Фантомхайв попытался устроиться удобнее.
– Ничего, потерпишь, – из-под полуприкрытых век, сидящий рядом Фантомхайв виделся размытым пятном.
Алоис поднялся, и, обойдя кровать, попытался стянуть покрывало, но наткнулся на графа.
– Уйди, у тебя руки холодные, – нудно произнёс Сиэль, когда Транси устало склонился над ним, – и я спать хочу.
– А у тебя губы холодные, и вообще... ботинки снимать надо. – промямлил Алоис, укладываясь рядом, кутаясь в угол тяжёлого одеяла, накинув другую половину на Фантомхайва.
– Скучать будешь? – старался согреться граф, поджимая колени груди.
– Не дождёшься, – с неясной печалью в голосе огрызнулся Сиэль, повернулся на бок, перевёл взгляд на Алоиса и, что-то невнятно промямлив, отвернулся.

Не зная Фантомхайва, Алоис поверил бы, что это было скупое, очень спорное «да», но Сиэль оставался Сиэлем, а это значило что он, скорее всего, просто проворчал что-то нелестное в его адрес, попросил замолчать и не задавать глупых вопросов. Транси уснул.

***

Жёлтое пятно ночника бросало сумрачный свет на верхние ступени лестницы, внизу бездонным омутом чернел вестибюль. Дом хранил настороженное молчание, лишь иногда по этажам как будто пробегал едва ощутимый сквозняк.
В деревьях у террасы закричала сова. К рассвету заморосил нудный дождик, вскоре сменившись тяжёлым туманом.

@музыка: Hooverphonic – Mad About You

@настроение: ...умиротворённо-счастливое...

@темы: Ciel Phantomhive, Sebastian Michaelis, Alois Trancy, Claude Faustus, Hannah Annafellows, Kuroshitsuji, Sebastian & Ciel, Claude & Alois, «Когда осень плачет…», Black Butler

---

А за окном дождь.

На окнах мохнатые фиалки.

В белых горшках с узором. Из странной материи. Такие маленькие, такие розовые и фиолетовые.
Над ними занавески ажурные, белые, лёгкие. С оборочками. Но листьев не касаются.
Жую вкусняшки, арбузик, смотрю новый сериал и сохраняю картиночки с тумблера.
Из приоткрытого окна пахнет не то весной, не то ранней осенью.
День проходит как самый обычный ленивый, таких у меня теперь всё меньше.
К концу лета.
Сегодня нет солнца и облаков нет. Наконец утро прохладное. Сильно ветрено.
А за окном дождь.
Тук-тук, тук-тук.

@музыка: Adelitas Way - Closer to You

@настроение: ...напряжённое...

@темы: Day by day

---

Эта песня оределённо тревожит меня своей правдивость.Только в настоящим всё происходит быстрее.
А написана она была ещё в далёком 1969.

В 2525 году,

Если мужчина все еще будет жить,

Если женщина сможет выжить,

Они смогут увидеть:



В 3535 году

Не нужно будет говорить правду или ложь;

Все, что ты подумаешь, сделаешь и скажешь,

Будет в таблетке, которую ты примешь.



В 4545 году

Тебе не нужны будут твои зубы, не нужны будут твои глаза.

Ты не будешь искать, что бы пожевать.

Никто не будет видеть тебя.



В 5555 году

Твои руки будут висеть вдоль туловища,

Твоим ногам нечего будет делать.

Машины будут делать всё вместо тебя.



В 6565 году

Тебе не будет нужен ни муж, ни жена.

Ты найдешь своего сына или дочь

На дне длинной стеклянной колбы.



В 7510 году,

Если Бог существует, он придёт к тому времени.

Может, он посмотрит вокруг Себя и скажет:

"Наверное, настало время для Судного дня".



В 8510 году

Бог покачает Своей могущественной головой

И либо скажет: "Я доволен человеком",

Либо сотрёт всё и начнёт сначала.



В 9595 году

Я довольно-таки удивлюсь, если человек будет жив.

Он взял всё, что старая земля могла дать

И ничего не вернул.



Теперь, спустя десять тысяч лет,

Человек наплакал море слёз

О том, чего никогда не знал.

Теперь его царствование окончено.



Но за вечной ночью,

Мерцанием звёзд,

Очень далеко от нас,

Может, это уже было вчера.
Первый клип хорош в плане создания своеобразной атмосферы фантастики прошлого века, которая почерпнута с исходника.Информация:
Аниме: Metropolis
Музыка: Electric Light Orchestra - Prologue, Electric Light Orchestra - Twilight, Electric Light Orchestra - Yours Truly, 2095

Источник: AmvNews

Шикарная работа, очень нравиться олдскульный стиль.

Информация
Аниме: Metropolis
Музыка: Dolphin - Молоко

Источник: AmvNews

@музыка: ...

@настроение: ...ностальгическое...

@темы: Video

---

***

Do you see my face,
Sad behind a smile,
Видишь ли ты мое лицо,
Печаль, спрятанную за улыбкой,

Show me a sign,
Here I stand with my heart in my hands,
Дай мне знак.
Я стою перед тобой со своим сердцем в руках,

And all I do,
To get closer to you
И все, что я пытаюсь сделать -
Это быть ближе к тебе.

@музыка: Adelitas Way - Closer to You

@настроение: ...напряжённое...

@темы: Ciel Phantomhive, Sebastian Michaelis, Video, Kuroshitsuji, Sebastian & Ciel, Black Butler, Anime

---

Ностальгия.

@музыка: Bloody Mary- Lady Gaga

@настроение: ...сонное...

@темы: Day by day

---

Интересно вспоминать, как ты познакомился с человеком, как его первый раз увидел и что почувствовал, что подумал о нем, было как-то безразлично на него сперва, а потом... а потом он стал смыслом твоей жизни.

@музыка: Evanescence – My Immortal

@настроение: ...ностальгическое...

@темы: Day by day

---

Это..просто..просто нет слов. Я под конец прослезилась даже, потрясающий расказ. Такая фантастика, мне самой нравится.

06.04.2012 в 16:09

Пишет  Resurrection:

вот такая фантастика мне по душе
Свеча горела

Звонок раздался, когда Андрей Петрович потерял уже всякую надежду.

- Здравствуйте, я по объявлению. Вы даёте уроки литературы?

Андрей Петрович вгляделся в экран видеофона. Мужчина под тридцать. Строго одет - костюм, галстук. Улыбается, но глаза серьёзные. У Андрея Петровича ёкнуло под сердцем, объявление он вывешивал в сеть лишь по привычке. За десять лет было шесть звонков. Трое ошиблись номером, ещё двое оказались работающими по старинке страховыми агентами, а один попутал литературу с лигатурой.

- Д-даю уроки, - запинаясь от волнения, сказал Андрей Петрович. - Н-на дому. Вас интересует литература?

- Интересует, - кивнул собеседник. - Меня зовут Максим. Позвольте узнать, каковы условия.

"Задаром!" - едва не вырвалось у Андрея Петровича.

- Оплата почасовая, - заставил себя выговорить он. - По договорённости. Когда бы вы хотели начать?

- Я, собственно... - собеседник замялся.

- Первое занятие бесплатно, - поспешно добавил Андрей Петрович. - Если вам не понравится, то...

- Давайте завтра, - решительно сказал Максим. - В десять утра вас устроит? К девяти я отвожу детей в школу, а потом свободен до двух.

- Устроит, - обрадовался Андрей Петрович. - Записывайте адрес.

- Говорите, я запомню.

***

В эту ночь Андрей Петрович не спал, ходил по крошечной комнате, почти келье, не зная, куда девать трясущиеся от переживаний руки. Вот уже двенадцать лет он жил на нищенское пособие. С того самого дня, как его уволили.

- Вы слишком узкий специалист, - сказал тогда, пряча глаза, директор лицея для детей с гуманитарными наклонностями. - Мы ценим вас как опытного преподавателя, но вот ваш предмет, увы. Скажите, вы не хотите переучиться? Стоимость обучения лицей мог бы частично оплатить. Виртуальная этика, основы виртуального права, история робототехники - вы вполне бы могли преподавать это. Даже кинематограф всё ещё достаточно популярен. Ему, конечно, недолго осталось, но на ваш век... Как вы полагаете?

Андрей Петрович отказался, о чём немало потом сожалел. Новую работу найти не удалось, литература осталась в считанных учебных заведениях, последние библиотеки закрывались, филологи один за другим переквалифицировались кто во что горазд.

Пару лет он обивал пороги гимназий, лицеев и спецшкол. Потом прекратил. Промаялся полгода на курсах переквалификации. Когда ушла жена, бросил и их.

Сбережения быстро закончились, и Андрею Петровичу пришлось затянуть ремень. Потом продать аэромобиль, старый, но надёжный. Антикварный сервиз, оставшийся от мамы, за ним вещи. А затем... Андрея Петровича мутило каждый раз, когда он вспоминал об этом - затем настала очередь книг. Древних, толстых, бумажных, тоже от мамы. За раритеты коллекционеры давали хорошие деньги, так что граф Толстой кормил целый месяц. Достоевский - две недели. Бунин - полторы.

В результате у Андрея Петровича осталось полсотни книг - самых любимых, перечитанных по десятку раз, тех, с которыми расстаться не мог. Ремарк, Хемингуэй, Маркес, Булгаков, Бродский, Пастернак... Книги стояли на этажерке, занимая четыре полки, Андрей Петрович ежедневно стирал с корешков пыль.

"Если этот парень, Максим, - беспорядочно думал Андрей Петрович, нервно расхаживая от стены к стене, - если он... Тогда, возможно, удастся откупить назад Бальмонта. Или Мураками. Или Амаду".

Пустяки, понял Андрей Петрович внезапно. Неважно, удастся ли откупить. Он может передать, вот оно, вот что единственно важное. Передать! Передать другим то, что знает, то, что у него есть.

***

Максим позвонил в дверь ровно в десять, минута в минуту.

- Проходите, - засуетился Андрей Петрович. - Присаживайтесь. Вот, собственно... С чего бы вы хотели начать?

Максим помялся, осторожно уселся на край стула.

- С чего вы посчитаете нужным. Понимаете, я профан. Полный. Меня ничему не учили.

- Да-да, естественно, - закивал Андрей Петрович. - Как и всех прочих. В общеобразовательных школах литературу не преподают почти сотню лет. А сейчас уже не преподают и в специальных.

- Нигде? - спросил Максим тихо.

- Боюсь, что уже нигде. Понимаете, в конце двадцатого века начался кризис. Читать стало некогда. Сначала детям, затем дети повзрослели, и читать стало некогда их детям. Ещё более некогда, чем родителям. Появились другие удовольствия - в основном, виртуальные. Игры. Всякие тесты, квесты... - Андрей Петрович махнул рукой. - Ну, и конечно, техника. Технические дисциплины стали вытеснять гуманитарные. Кибернетика, квантовые механика и электродинамика, физика высоких энергий. А литература, история, география отошли на задний план. Особенно литература. Вы следите, Максим?

- Да, продолжайте, пожалуйста.

- В двадцать первом веке перестали печатать книги, бумагу сменила электроника. Но и в электронном варианте спрос на литературу падал - стремительно, в несколько раз в каждом новом поколении по сравнению с предыдущим. Как следствие, уменьшилось количество литераторов, потом их не стало совсем - люди перестали писать. Филологи продержались на сотню лет дольше - за счёт написанного за двадцать предыдущих веков.

Андрей Петрович замолчал, утёр рукой вспотевший вдруг лоб.

- Мне нелегко об этом говорить, - сказал он наконец. - Я осознаю, что процесс закономерный. Литература умерла потому, что не ужилась с прогрессом. Но вот дети, вы понимаете... Дети! Литература была тем, что формировало умы. Особенно поэзия. Тем, что определяло внутренний мир человека, его духовность. Дети растут бездуховными, вот что страшно, вот что ужасно, Максим!

- Я сам пришёл к такому выводу, Андрей Петрович. И именно поэтому обратился к вам.

- У вас есть дети?

- Да, - Максим замялся. - Двое. Павлик и Анечка, погодки. Андрей Петрович, мне нужны лишь азы. Я найду литературу в сети, буду читать. Мне лишь надо знать что. И на что делать упор. Вы научите меня?

- Да, - сказал Андрей Петрович твёрдо. - Научу.

Он поднялся, скрестил на груди руки, сосредоточился.

- Пастернак, - сказал он торжественно. - Мело, мело по всей земле, во все пределы. Свеча горела на столе, свеча горела...

***

- Вы придёте завтра, Максим? - стараясь унять дрожь в голосе, спросил Андрей Петрович.

- Непременно. Только вот... Знаете, я работаю управляющим у состоятельной семейной пары. Веду хозяйство, дела, подбиваю счета. У меня невысокая зарплата. Но я, - Максим обвёл глазами помещение, - могу приносить продукты. Кое-какие вещи, возможно, бытовую технику. В счёт оплаты. Вас устроит?

Андрей Петрович невольно покраснел. Его бы устроило и задаром.

- Конечно, Максим, - сказал он. - Спасибо. Жду вас завтра.

***

- Литература это не только о чём написано, - говорил Андрей Петрович, расхаживая по комнате. - Это ещё и как написано. Язык, Максим, тот самый инструмент, которым пользовались великие писатели и поэты. Вот послушайте.

Максим сосредоточенно слушал. Казалось, он старается запомнить, заучить речь преподавателя наизусть.

- Пушкин, - говорил Андрей Петрович и начинал декламировать.

"Таврида", "Анчар", "Евгений Онегин".

Лермонтов "Мцыри".

Баратынский, Есенин, Маяковский, Блок, Бальмонт, Ахматова, Гумилёв, Мандельштам, Высоцкий...

Максим слушал.

- Не устали? - спрашивал Андрей Петрович.

- Нет-нет, что вы. Продолжайте, пожалуйста.

***

День сменялся новым. Андрей Петрович воспрянул, пробудился к жизни, в которой неожиданно появился смысл. Поэзию сменила проза, на неё времени уходило гораздо больше, но Максим оказался благодарным учеником. Схватывал он на лету. Андрей Петрович не переставал удивляться, как Максим, поначалу глухой к слову, не воспринимающий, не чувствующий вложенную в язык гармонию, с каждым днём постигал её и познавал лучше, глубже, чем в предыдущий.

Бальзак, Гюго, Мопассан, Достоевский, Тургенев, Бунин, Куприн.

Булгаков, Хемингуэй, Бабель, Ремарк, Маркес, Набоков.

Восемнадцатый век, девятнадцатый, двадцатый.

Классика, беллетристика, фантастика, детектив.

Стивенсон, Твен, Конан Дойль, Шекли, Стругацкие, Вайнеры, Жапризо.

***

Однажды, в среду, Максим не пришёл. Андрей Петрович всё утро промаялся в ожидании, уговаривая себя, что тот мог заболеть. Не мог, шептал внутренний голос, настырный и вздорный. Скрупулёзный педантичный Максим не мог. Он ни разу за полтора года ни на минуту не опоздал. А тут даже не позвонил.

К вечеру Андрей Петрович уже не находил себе места, а ночью так и не сомкнул глаз. К десяти утра он окончательно извёлся, и когда стало ясно, что Максим не придёт опять, побрёл к видеофону.

- Номер отключён от обслуживания, - поведал механический голос.

Следующие несколько дней прошли как один скверный сон. Даже любимые книги не спасали от острой тоски и вновь появившегося чувства собственной никчемности, о котором Андрей Петрович полтора года не вспоминал. Обзвонить больницы, морги, навязчиво гудело в виске. И что спросить? Или о ком? Не поступал ли некий Максим, лет под тридцать, извините, фамилию не знаю?

Андрей Петрович выбрался из дома наружу, когда находиться в четырёх стенах стало больше невмоготу.

- А, Петрович! - приветствовал старик Нефёдов, сосед снизу. - Давно не виделись. А чего не выходишь, стыдишься, что ли? Так ты же вроде ни при чём.

- В каком смысле стыжусь? - оторопел Андрей Петрович.

- Ну, что этого, твоего, - Нефёдов провёл ребром ладони по горлу. - Который к тебе ходил. Я всё думал, чего Петрович на старости лет с этой публикой связался.

- Вы о чём? - у Андрея Петровича похолодело внутри. - С какой публикой?

- Известно с какой. Я этих голубчиков сразу вижу. Тридцать лет, считай, с ними отработал.

- С кем с ними-то? - взмолился Андрей Петрович. - О чём вы вообще говорите?

- Ты что ж, в самом деле не знаешь? - всполошился Нефёдов. - Новости посмотри, об этом повсюду трубят.

Андрей Петрович не помнил, как добрался до лифта. Поднялся на четырнадцатый, трясущимися руками нашарил в кармане ключ. С пятой попытки отворил, просеменил к компьютеру, подключился к сети, пролистал ленту новостей.

Сердце внезапно зашлось от боли. С фотографии смотрел Максим, строчки курсива под снимком расплывались перед глазами.

"Уличён хозяевами, - с трудом сфокусировав зрение, считывал с экрана Андрей Петрович, - в хищении продуктов питания, предметов одежды и бытовой техники. Домашний робот-гувернёр, серия ДРГ-439К. Дефект управляющей программы. Заявил, что самостоятельно пришёл к выводу о детской бездуховности, с которой решил бороться. Самовольно обучал детей предметам вне школьной программы. От хозяев свою деятельность скрывал. Изъят из обращения... По факту утилизирован.... Общественность обеспокоена проявлением... Выпускающая фирма готова понести... Специально созданный комитет постановил...".

Андрей Петрович поднялся. На негнущихся ногах прошагал на кухню. Открыл буфет, на нижней полке стояла принесённая Максимом в счёт оплаты за обучение початая бутылка коньяка. Андрей Петрович сорвал пробку, заозирался в поисках стакана. Не нашёл и рванул из горла. Закашлялся, выронив бутылку, отшатнулся к стене. Колени подломились, Андрей Петрович тяжело опустился на пол.

Коту под хвост, пришла итоговая мысль. Всё коту под хвост. Всё это время он обучал робота. Бездушную, дефективную железяку. Вложил в неё всё, что есть. Всё, ради чего только стоит жить. Всё, ради чего он жил.

Андрей Петрович, превозмогая ухватившую за сердце боль, поднялся. Протащился к окну, наглухо завернул фрамугу. Теперь газовая плита. Открыть конфорки и полчаса подождать. И всё.

Звонок в дверь застал его на полпути к плите. Андрей Петрович, стиснув зубы, двинулся открывать. На пороге стояли двое детей. Мальчик лет десяти. И девочка на год-другой младше.

- Вы даёте уроки литературы? - глядя из-под падающей на глаза чёлки, спросила девочка.

- Что? - Андрей Петрович опешил. - Вы кто?

- Я Павлик, - сделал шаг вперёд мальчик. - Это Анечка, моя сестра. Мы от Макса.

- От... От кого?!

- От Макса, - упрямо повторил мальчик. - Он велел передать. Перед тем, как он... как его...

- Мело, мело по всей земле во все пределы! - звонко выкрикнула вдруг девочка.

Андрей Петрович схватился за сердце, судорожно глотая, запихал, затолкал его обратно в грудную клетку.

- Ты шутишь? - тихо, едва слышно выговорил он.

- Свеча горела на столе, свеча горела, - твёрдо произнёс мальчик. - Это он велел передать, Макс. Вы будете нас учить?

Андрей Петрович, цепляясь за дверной косяк, шагнул назад.

- Боже мой, - сказал он. - Входите. Входите, дети.

Майк Гелприн

взято отсюда

URL записи

@музыка: Город312 – Гипноз

@настроение: ...сонное...

@темы: Day by day

---

marmelo

Я дождалась! Дождалась! Ура! И это после столь долгого перерыва. Счастлива. Не зря я наведывалась на её страничку каждые пару дней.

@музыка: The Calling-For you

@настроение: ...потрясающее...

@темы: Alois Trancy, Claude Faustus, Art, Kuroshitsuji, Claude & Alois, marmelolon.blog135, Black Butler

---

Будни.

Ну, что опять не так с этим чёртовым фотохостингом .10pix. ?! В который раз уже? У меня. там, едва ли, не все картинки из дневника храняться,вот совсем не горю желание перезаливать их.

@музыка: Evanescence – My Immorta

@настроение: ...так себе...

@темы: Day by day

---

Пусть тебя нет в воспоминаниях, но в песне ручейка, в голубезн

涙の奥にゆらぐほほえみは

時の始めからの世界の約束

(***)

I

涙の奥にゆらぐほほえみは
時の始めからの世界の約束

いまは一人でも二人の昨日から
今日は生まれきらめく
初めて会った日のように

思い出のうちにあなたはいない
そよかぜとなって頬に触れてくる
木漏れ日の午後の別れのあとも
決して終わらない世界の約束

いまは一人でも明日は限りない
あなたが教えてくれた
夜にひそむやさしさ

思い出のうちにあなたはいない
せせらぎの歌にこの空の色に
花の香りにいつまでも生きて

II

The wavering smile within the depths of tears
Is the promise of the world made at the beginning of time

Although I'm alone now, it was from our yesterday
That today was born, sparkling
Just like the the day we first met...

You aren't there within my memories
Instead, becoming the gentle wind to caress my face

Even after our parting that afternoon, under the shade of the trees
It still won't be broken, the promise of the world

Although I'm alone now, the future is full
Of the kindness hidden in the night
That you taught me of

You aren't there within my memories
But in the song of the brook, in the color of the sky
And in the scent of the flowers, you live on eternally

III

Улыбку, дрожащую за слезами,
Из покон веков обещает нам мир.
Пусть я сейчас одна, но вчера мы были вместе
И сегодня родится из вчерашнего дня.
Также, как день нашей первой встречи...

Пусть тебя нет в воспоминаниях,
Но ветерком ты коснешься моей щеки.
И после расстования, под вечерними лучами солнца
Не исчезнет то, что обещал нам мир.

Пусть сейчас я одна, но в завтрашней ночи
Прячется бесконечная нежность,
Которой ты научил меня.

Пусть тебя нет в воспоминаниях,
Но ты будешь жить всегда.
В песне ручейка, в голубезне этого неба,
И в аромате цветов...
Ты будешь жить всегда...

@музыка: Город312 – Гипноз-Всегда напоминает "Ходячий замок Хоула", хотя песня сама по себе хороша...

@настроение: ...ностальгическое...

@темы: Day by day